Бурный интерес к шаманизму проявился в западном цивилизованном мире в 1960-е годы. В США это совпало со снятием запретов на некоторые традиционные ритуалы и практики индейцев, с экспериментами с ЛСД-25, психоделиком, который попал в среду хиппи и стал активно использоваться множеством преимущественно молодых людей. В ту пору начало формироваться новое движение в культуре, религии (представлено совокупностью различных мистических течений и движений в основном оккультного, эзотерического и синкретического характера), философии, науке, получившее название Нью Эйдж.
Одновременно с этим американские антропологи, изучавшие традиционный шаманизм индейцев, начали от теоретических исследований переходить к непосредственному овладению практикой. Одним из первых «новым шаманом» стал антрополог Майкл Харнер, автор хорошо известной в России и во многих странах мира книги «Путь шамана». Он создал в США Фонд шаманских исследований. Этот фонд со временем распространил свою деятельность на множество стран, где появились его непосредственные ученики и последователи. Они продвигали его облегченно-трансформированный вариант шаманизма, который сейчас сами последователи называют базовым шаманизмом (не очень удачный перевод термина core shamanism), а исследователи — экспериенциальным (то есть позволяющим путем непосредственного опыта почувствовать, что дают человеку шаманские практики).
Естественно, этот опыт трансформации психофизиологии человека, влекущий за собой корректировку психоментальности, мировоззрения, появился и у нас, но значительно позже, чем в других странах, — в период перестройки, когда иностранные миссионеры и бизнесмены получили свободный доступ в обновлявшуюся страну, а наши сограждане — возможность относительно свободного выезда за рубеж. Одной из первых таких новых шаманок, учившихся непосредственно у Харнера в США, стала психолог из Москвы Алина Слободова, которая создала впоследствии свой шаманский центр и, трансформируя и адаптируя полученные знания, передавала их своим ученикам. Среди ее преемников было много психологов. Со временем у нас, благодаря Слободовой в том числе, образовалась специфическая субкультура городского шаманизма, другая составляющая которой была связана с зарождением и распространением собственно российского явления, которое также можно именовать (нео)шаманизмом, но с некоторыми оговорками и разъяснениями.
Наши неошаманские увлечения стали либо непосредственным продолжением старых, изменившихся в современном социокультурном и политико-экономическом контексте, либо возрождаемыми на местах бытования традиционного шаманизма обновленными вариантами прежних практик. В большинстве случаев изначально этим «возрождением традиций» занимались те, кто по праву наследования должны были становиться шаманами. Однако жизнь диктовала свои правила, и довольно скоро «возрождение» породило значимые трансформации и модификации на разных уровнях. Шаманизм в новых условиях переместился в города и крупные поселки; в некоторых республиках Сибири (Якутия (Саха), Тыва, Бурятия) он был официально объявлен традиционной религией, наряду с православием, старообрядчеством и буддизмом; новые шаманы, создавая конфессию, зарегистрировали свои организации, порой выстроенные как сложные структуры с централизацией и подчинением, по примеру партийно-профсоюзных; некоторые руководители таких организаций входят в правительственные комитеты, занимающиеся вопросами религий. Местные религиозные организации шаманов начали активно распространять жреческую практику — этого требует их законодательный статус. Разумеется, многое при таком «возрождении» делалось в силу необходимости выживания (не забудем, что у нас всё это движение пришлось изначально на конец 1980-х — 1990-е годы, период экономического кризиса и идеологического краха) и желания «вписаться» в формируемые варианты жизни.
Среди многочисленных новых или значимо модернизованных функций шаманов актуализировалась учительская, но в совершенно измененном виде: (нео)шаманы начали проводить обучающие семинары для желающих. Делалось это — по понятным причинам — не в родных местах, а на выезде: в столице и больших городах бывшего Советского Союза, а потом и в дальних странах. Таким образом распространялись те варианты шаманских практик, которые по большей части модифицировали сами новые шаманы, тем более что во многих случаях они, не застав активной жизни традиционного шаманизма и практикующих больших шаманов, (вос)создавали свои техники работы и ритуалы вместе с атрибутикой, основываясь на фольклоризованных рассказах помнящих что-то стариков, опубликованных фольклорно-этнографических материалах или артефактах, увиденных в музеях, на фильмах, иногда на камланиях чужих шаманов и неошаманов из других регионов и стран.
Это интервью основателя аналитической психологии было опубликовано в швейцарской газете Die Weltwoch 11 мая 1945 года, через четыре дня после капитуляции немецкой армии в Реймсе.
В общественном представлении укрепляется мнение о том, что психолог не должен иметь собственных «проблем», а если они есть – он должен все их полностью решить и научиться жить в чем-то наподобие дзена или нирваны – без эмоций, без «трудных дней», без волнений, без боли, без напряжения. И самое печальное, что это не только мифы, распространенные среди далеких от психологии людей: очень часто в иллюзию собственного всесилия впадают сами психологи. Точнее, попав под очарование образа «специалиста, не имеющего собственных проблем», они начинают стремиться к идеалу сверх-мудрого и сверх-адаптивного человека-машины, столь же недостижимого, сколь и ненужного.
задает необходимые вопросы для прояснения ситуации. Какие вопросы он задаст? Как часто вы выпиваете, в каком объеме, какой вид спиртного, в какой области вы работаете, когда вы впервые начали употреблять, когда поняли, что алкоголь стал для вас проблемой, каких результатов вы ожидаете от лечения и т.п. От откровенности диалога во многом зависит успех терапии, поэтому беседа является особенно важной частью наркологического приема.
